20 ноября / 7 ноября (ст.ст.) - память священномученика Кирилла (Смирнова).

Приводим текст из книги А.В. Журавского «Во имя правды и достоинства Церкви. Жизнеописания и труды священномученика Кирилла Казанского».

Жизнеописание священномученика Кирилла (Смирнова 1863 – 1937), митрополита Казанского и Свияжского 

 Гжатский период и арест 1934 года

 «В Туруханском крае митрополит Кирилл отбывал ссылку до 19 августа 1933 года. На праздник Преображения Господня последовало освобождение, которого владыка ждал давно, но с малой вероятностью, которого давно же смирился. Неожиданно срок его ссылки не был, как это случалось ранее, продлен. Владыка выбрал для поселения город Гжатск Западной области, куда отправился, видимо, в самом конце 1933 года.

 Этот небольшой провинциальный русский город, находившийся в 239 км. от Смоленска, с населением всего около 15 тысяч человек, казалось, как нельзя лучше подходил для поселения. Спокойный и тихий, он сохранял в себе очарование дореволюционной провинции. В нем действовали храмы, которых для такого небольшого городка было немало. На повышенном берегу реки Гжать возвышались Благовещенский собор, церковь во имя иконы Божией Матери «Всех скорбящих радость» и Тихвинская церковь, на центральной площади красовался Богоявленский храм, на окраине города, на Смоленской дороге, находилась кладбищенская церковь в честь Вознесения Господня, а в 25 верстах, в селе Самуйлово, располагалась бывшая усадьба князей Голицыных, постепенно приходящая в запустение.

 Будучи проездом через Москву, митрополит Кирилл заехал в Синод к митрополиту Сергию, с которым имел личную встречу и беседу по вопросу их переписки 1929 года. Владыку Кирилла интересовало, переправил ли митрополит Сергий их переписку на суждение митрополиту Петру Крутицкому, местоблюстителю патриаршего престола. Оказалось, что переписка не была переправлена митрополиту Петру, поскольку, по словам  митрополита Сергия, неизвестно в какую из тюрем тот был заключен. По всей видимости, и в дальнейшем митрополит Сергий не делал такой попытки.

 Между тем, как выясняется, митрополит Петр был знаком с перепиской митрополита Кирилла и митрополита Сергия и не вполне одобрял характер деятельности своего заместителя.

 В Гжатске митрополит Кирилл поселился на ул. Бельской, д. 102, у местной жительницы Пашиной, где и пробыл целый год до нового своего ареста, никуда не выезжая. Это был последний год относительной свободы митрополита Кирилла. Вместе с ним в том же доме проживала его духовная дочь Лидия Николаевна Фокина, которая сюда прибыла в июне 1934 года после окончания своей казахстанской ссылки. Попытки ее поселиться в Москве или Можайске не были успешными (в Москве не выдали паспорта, в Можайске не нашлось квартиры), и Лидия Николаевна решилась последовать за своим духовным отцом, благо такое благословение от владыки она получила. Вместе с монахиней Евдокией (Перевезниковой) она занималась хозяйством и ухаживала за владыкой митрополитом, чье здоровье было основательно подорвано тюрьмами, ссылками и лагерями, коим святитель отдал к тому времени 13 лет своей жизни. С декабря 1919 по август 1929 года митрополит Кирилл провел на свободе всего около года.

  Вскоре по прибытии в Гжатск наладилось письменное общение владыки с епископом Афанасием (Сахаровым), Дамаскиным (Цедриком), Парфением (Брянских), Серафимом (Самойловичем). Это были единомысленные архипастыри, и в их сердцах жило сильное эсхатологическое чувство – чувство последних времен, времен всеобщей апостасии.

 Епископ Дамаскин писал митрополиту Кириллу: «Совершется Суд Божий на Церковью и народом русским. Совершается отбор тех истинных воинов Христовых, кои только и смогут быть строителями нового здания Церкви, кои только и будут в состоянии противостоять самому «зверю». Времена же приблизились, несомненно, апокалипсические. Все наши усилия теперь должны быть направлены на установление прочных связей между пастырями и пасомыми. И необходимо по возможности исправить совершенный грех путем противодействия злу, до готовности даже кровию омыть грех свой».

 Следует заметить, что в конце 1933 – начале 1934 года активизировалась деятельность последователей движения, получившего название Истинно-Православной Церкви (ИПЦ). Это было связано с возвращением из ссылок епископов Дамаскина, Парфения, архиепископа Серафима, которые быстро наладили связь с единомысленным духовенством и, одновременно, с митрополитом Кириллом, которого желали видеть во главе этого движения.

 Оживленная переписка представителей ИПЦ свидетельствует о бывшем тогда намерении активно противостоять деятельности митрополита Сергия. Видимо, именно от этих иерархов или близких к ним лиц, последовало предложение митрополиту Кириллу объявить себя заместителем местоблюстителя, то есть лицом, замещающим собой митрополита Петра, совершенно к тому времени изолированного от церковной действительности, или даже патриаршим местоблюстителем (с учетом сложившихся обстоятельств – невозможности митрополита Петра реально управлять Церковью, превышения, по мнению оппозиционного епископата, митрополитом Сергием своих полномочий, гонимости инакомыслящей иерархии, желавшей консолидации и скорейшего проведения Собора, даже тайного, для чего группу инакомыслящих должен был возглавить всем известный и непререкаемый в своем авторитете иерарх, каковым являлся для всех митрополит Кирилл).

 Однако, митрополит Кирилл не пошел на предлагаемый раскол, что и обосновал в двух своих письмах неизвестным адресатам в январе-феврале 1934 года.

 «Только после смерти митрополита Петра, - пишет владыка Кирилл в январском письме, - я нахожу для себя не только возможным, но и обязательным активное вмешательство в общее церковное управление Русской Церковью. Дотоле же иерархи, признающие своим Первоиерархом митрополита Петра, возносящие его имя по чину за богослужением и не признающие  законной преемственности Сергиева управления, могут существовать до суда Соборного параллельно с признающими; выгнанные из своих епархий, духовно руководя теми единицами, какие признают их своими архипастырями, а невыгнанные - руководя духовной жизнью своей епархии, всячески поддерживая взаимную связь и церковное единение».

 Таким образом, митрополит Кирилл не видит для себя возможности до физического прекращения полномочий митрополита Петра, то есть его смерти или отказа от местоблюстительства, активно вмешиваться в церковное управление. Сохранение «мерности» в отношении митрополита Петра, хотя и изолированного властями, но остающегося де-юре местоблюстителем, для владыки Кирилла чрезвычайно важно. В этом именно видит митрополит Кирилл церковную дисциплину, а не в подчинении решениям заместителя местоблюстителя, против которых восстает архипастырская совесть.

 «Для меня лично выступление сейчас представляется невозможным, - продолжает свою мысль митрополит Кирилл. - Во всяком случае, быть явочным порядком заместителем митрополита Петра без его о том распоряжения я не могу, но если митрополит Петр добровольно откажется от местоблюстительства, то я, в силу завещания Святейшего Патриарха и данного ему мною обещания, исполню свой долг и приму тяготу местоблюстительства, хотя бы митрополит Петр назначил и другого преемника, ибо у него нет права на такое назначение».

 Объяснение своего понимания (как нам представляется, близкого к истине) завещания Святейшего Патриарха митрополит Кирилл дает в февральском письме неизвестному архиепископу (возможно, архиепископу Серафиму (Самойловичу): «Восприять патриаршие права и обязанности по завещанию могли только три указанных в нем лица, и только персонально этим трем принадлежит право выступать в качестве временного церковного центра до избрания нового патриарха. Но передавать кому-либо полностью это право по своему выбору они не могут, потому что завещание патриарха является документом ...исключительного происхождения, связанного соборной санкцией только с личностью первого нашего патриарха. Поэтому со смертью всех троих завещанием указанных кандидатов завещание Святейшего Тихона теряет силу, и церковное управление созидается на основе указа 7 (20) ноября 1920 г. Тем же указом необходимо руководствоваться при временной невозможности сношения с лицом, несущим, в силу завещания, достоинство церковного центра, что и должно иметь место в переживаемый церковно-исторический момент».

 В том же письме митрополит Кирилл советует избегать обвинений митрополита Сергия и его сторонников в еретичестве – и потому, что это неверно по своей сути, и потому, что это не способствует врачеванию церковного разделения, и потому что отталкивает тех, кто, сознавая погрешность административных мероприятий митрополита Сергия, «снисходительно теряет эту погрешительность как некое лишь увлечение властью, а не преступное ее присвоение». «Предъявляя к ним укоризну в непротивлении, - продолжал митрополит Кирилл, - мы рискуем лишить их психологической возможности воссоединения с нами и навсегда потерять их для Православия. Ведь признаться в принадлежности к ереси много труднее, чем признать неправильность своих восприятий от внешнего устроения церковной жизни».

 Следует отметить, что в этот период митрополит Кирилл, несмотря, видимо, на оказываемое давление наиболее непримиримых оппонентов митрополита Сергия, признавал благодатность таинств клириков, остававшихся в каноническом единстве с митрополитом Сергием.

 «Сдается мне, - писал митрополит Кирилл, - что и Вы сами, и Ваш корреспондент не разграничиваете тех действий митрополита Сергия и его единомышленников, кои совершаются ими по надлежащему чину в силу благодатных прав, полученных через таинства священства, от таких деяний, кои совершаются с превышением своих сакраментальных прав по человеческим ухищрениям в ограждение и поддержание своих самоизмышленных прав в Церкви» (имелись в виду прежде всего, прещения на несогласных с административными нововведениями клириков, отказ даже отпевать «непоминающих» и пр. – А.Ж.).

 В Гжатске митрополита Кирилла посещают многие его единомышленники. Весной 1934 года владыку посетил епископ Афанасий (Сахаров), из Москвы приезжали известный профессор Иван Васильевич Попов, миссионер С.В. Касаткин и многие другие.

 В июне 1934 года из Каширы приезжал иеромонах Паисий, не признававший митрополита Сергия. Его мучил вопрос, может ли он священнодействовать. Владыка Кирилл благословил его на совершение келейных служб, что фактически означало благословение на создание домовой церкви. Открытое служение митрополит Кирилл не благословлял.

 Из Кадышков, что на Урале, митрополиту Кириллу писал иеромонах Леонид, сообщая, что им основана домашняя церковь, и просил разъяснения по вопросу о церковном управлении.

 Приезжал в Гжатск и епископ Палладий (Шерстенников), кстати, казанский постриженик владыки Кирилла. Митрополит Сергий направил его с очередным предложением владыке Кириллу принести покаяние.

 Позже, уже на допросе, Лидия Николаевна Фокина (духовная дочь владыки Кирилла), очень мужественно державшаяся в тюрьме, на вопрос следователя, кто был у владыки, отвечала (не без иронии), что приезжал епископ Палладий: «Цель приезда епископа Палладия заключалась в информации о присвоении митрополиту Сергию звания «Блаженнейшего» и рассказе о положении дела в епархии».

 Епископ Палладий с декабря 1930 по август 1933 года был епископом Елабужским и, действительно, знал, что происходит в Казанской епархии, правящим епископом которой владыка Кирилл по-прежнему считал себя.

 Имел общение митрополит Кирилл с московскими «непоминающими».

 Лидия Николаевна Фокина, выезжавшая в Москву в июне 1934 года для того, чтобы навестить тяжело болевшего отца и купить лекарства для митрополита Кирилла, имела еще и поручение от владыки Кирилла навестить приезжавших к нему ранее в Гжатск неких Ивана Ивановича  и Софью Петровну. Владыка поручил сообщить им свое впечатление от встречи с иеромонахом Паисием, о котором его спрашивали приезжавшие москвичи.

 Особенность позиции митрополита Кирилла заключалась в том, что он не пытался создать «организацию», оппозиционную митрополиту Сергию или советской власти. Он считал, что для сохранения Церкви не нужно создание новых внешних организационных форм, ибо Святая Церковь сама в себе несет организующее начало. Начало это – Сам Основатель Церкви – Христос Спаситель, Чье обетование о неодолимости Церкви вратами ада было и оставалось единственным упованием верующих.

 Однако власти были далеки от подобных соображений, их волновало влияние митрополита Кирилла на умы церковных иерархов и верующих мирян.

 Со всех сторон приходили к митрополиту Кириллу тревожные сообщения о новых арестах единомысленных ему иерархов и священнослужителей. В мае 1934 года был арестован отец Евлампий Своеземцев, которому среди прочего вменялась в вину связь с митрополитом Кириллом и бывшим Угличским архиепископом Серафимом. Как говорилось в обвинении, отец Евлампий «во время посещения Рыбинских церковников выдвинул перед ними задачу созыва церковного Собора, с явно провокационной контрреволюционной программой». На допросе отец Евлампий сказал: «Я считаю, что советская власть должна принести покаяние, прекратить репрессии и в корне изменить церковную политику». Постановлением Особого Совещания при Коллегии ОГПУ от 1 июня 1934 года священник Своеземцев был заключен в ИТЛ сроком на три года.

 Власти, конечно, не могли не заметить частых посещений митрополита Кирилла духовенством и мирянами. Стало очевидно, что свободное проживание митрополита Кирилла может привести к еще большему росту авторитета гонимого церковного иерарха, к неуправляемому паломничеству в Гжатск церковников. Ситуация явно грозила выйти из-под контроля властей. Был извещен Тучков.

 При этих обстоятельствах и появляется распоряжение ОГПУ от 8 июля 1934 года за № 161007 об аресте митрополита Кирилла. Постановление об аресте утверждает начальник Управления НКВД СССР по з /о И. Блат, и 14 июля владыка Кирилл был арестован. Вместе с ним была арестована и Лидия Николаевна Фокина.

 Архивное дело хранит квитанции изъятых у митрополита Кирилла вещей. Изумляет та педантичность, с какой описывалось «имущество» владыки. У митрополита изъяли: 14 рублей, а также – кружку, чайничек для заварки чая, подтяжки, крест с цепочкой, столовую ложку, саквояж, две пустых банки (так и было внесено в квитанцию!), крест деревянный, пояс, очки, гребенку, палку (!), 100 граммов чая (!).

 Позже появляется протокол обыска и ареста, датированный почему-то 15 июля 1934 года (напомним, что арестован митрополит Кирилл был 14 июля, эта же дата стоит под заполненной им анкетой арестованного). Из протокола следовало, что двумя сотрудниками районного отдела НКВД в присутствии одной понятой при обыске была изъята «разная переписка гражданина Смирнова К.И. в количестве ста восьмидесяти шести листов и десяти фотокарточек разных лиц, из них 4 его лично. Претензий и жалоб на неправильности при обыске не заявлено».

 Остается только сожалеть, что такое духовное сокровище сгинуло в архивах НКВД. 186 листов переписки митрополита Кирилла с владыками Афанасием (Сахаровым), Дамаскиным (Цедриком), Серафимом (Самойловичем), профессором И.В. Поповым и другими достойнейшими деятелями Церкви могли бы открыть нам новые свидетельства исповедничества русских иерархов, томившихся в тюремных узах, гонимых в ссылки и на каторги, но не отрекавшихся от Христа Спасителя.

 Арест был произведен с санкции московских властей, и потому митрополита Кирилла и Лидию Николаевну Фомину из Гжатска сразу же после ареста направляют в Москву, куда этап прибывает уже 16 июля 1934 года. В тот же день особым распоряжением начальника секретного политотдела ГУГБ митрополит Кирилл помещается во внутренний изолятор ГУГБ.

 31 июля во внутренний изолятор переводится и Лидия Николаевна Фокина.

 Уже 16 июля митрополит Кирилл был допрошен.

 Среди прочего следователя интересовало отношение владыки к «политическим выступлениям» митрополита Сергия (Старгородского). Владыка отвечал: «Мое отношение к политическим выступлениям митрополита Сергия, в частности к т.н. «интервью», заключается в следующем: во-первых, Сергий не имел права выступать от лица Церкви, т.к. никто его на это не уполномочивал, а во-вторых, (он) преувеличенно представил благополучность положения Церкви, которая на самом деле находится с моей точки зрения в скорбном положении».

 Но важнее всего для следователей было добиться признания митрополита Кирилла в попытке создания им контрреволюционной церковной организации.

 «Вопрос: Признаете ли Вы себя виновным в предъявленном Вам обвинении, т.е. в попытке воссоздать контрреволюционную организацию «Истинно-Православная Церковь»?

 Ответ: Нет, не признаю. Я назначен был в завещании патриарха Тихона первым кандидатом на место патриаршего местоблюстителя, и поэтому, вероятно, в сознании многих церковников за мной мыслилась обязанность давать известные разъяснения, которые у них возникают в связи с курсом в церковной жизни, принятым официальной Церковью. Своего отрицательного отношения к этому курсу я никогда не скрывал и совершенно определенно выразил его в официальных и неофициальных письменных обращениях к митрополиту Сергию. Само собой разумеется, что эти обращающиеся ко мне лица рассматривали меня как руководителя, и я им не отказывал в возглавлении их, т.е. в руководстве ими. Никого сам к себе не звал и никаких организационных указаний не делал. Не отрицаю того, что я одобрял возможность совершения церковных служб дома, т.е. без регистрации в установленном советским законодательством порядке».

 Здесь возникает закономерный  вопрос: а мог ли митрополит Кирилл сам служить и выступать как церковный иерарх, будучи запрещен митрополитом Сергием и Временным Патриаршим Синодом? Ответ мы находим в самой деятельности митрополита Кирилла ив его письмах.

 Митрополит Кирилл полагал, что, как епископ своей области, он должен быть подсудным собору епископов, во главе с первоиерархом Церкви. Таковым в условиях церковной действительности тридцатых годов был местоблюститель патриаршего престола митрополит Петр Крутицкий, а в его отсутствии – заместитель местоблюстителя. Владыка Кирилл, будучи запрещен митрополитом Сергием, которого он признавал заместителем патриаршего местоблюстителя, имел все основания просить перенести возникший спор на суждение предстоятеля Русской Церкви митрополита Петра.

 Теперь известно, что митрополит Петр через епископа Дамаскина летом 1929 года получил копии писем митрополита Кирилла к митрополиту Сергию и письма архиереев, выражавших свои суждения относительно Декларации. И тогда в декабре 1929-го и феврале 1930 года митрополит Петр из заключения направляет митрополиту Сергию два оставшихся без ответа письма, в которых, между прочим, пишет: «Мне сообщают то тяжелых обстоятельствах, складывающихся для Церкви в связи с переходом границ доверенной Вам церковной власти. Очень скорблю, что Вы не потрудились посвятить меня в свои планы по управлению Церковью. А между тем Вам известно, что от местоблюстительства я не отказывался  и, следовательно, Высшее Церковное Управление и общее руководство церковной жизнью сохранил за собою. В тоже время смею заявить, что Вам предоставлены полномочия только для распоряжения текущими делами, быть только охранителем текущего порядка. Я глубоко был уверен, что без предварительного  сношения со мною Вы не предпринимаете ни одного ответственного решения, каких-либо учредительных прав я Вам не предоставлял, пока со мною местоблюстительство и пока здравствует митрополит Кирилл, и в то же время был жив митрополит Агафангел. Поэтому же я и не счел нужным в своем распоряжении о назначении кандидатов в заместители упомянуть об ограничении их обязанностей, для меня не было сомнений, что заместитель прав установленных не заменит, а лишь заместит, явит собой, так сказать, тот центральный орган, через который местоблюститель мог бы иметь общение с паствой. Проводимая же Вами система управления не только исключает это, но и саму потребность в существовании местоблюстителя. Прошу устранить мероприятия, превысившие Ваши полномочия».

 Во втором письме через два месяца митрополит Петр в еще более твердой, но по-прежнему тактичной форме повторяет требование вернуться к прежнему строю церковного управления: «На мой взгляд, ввиду чрезвычайных условий жизни Церкви, когда нормальные правила управления подвергаются разным колебаниям, необходимо поставить церковную жизнь на тот путь, на котором она стояла в первое Ваше заместительство. Вот и благоволите вернуться к той, всеми уважаемой Вашей деятельности. Повторяю, что очень скорблю, что Вы не писали мне и не посвятили в свои намерения. Раз поступают письма от других, то, несомненно, дошло бы и Ваше».

 Все это показывает, что первоиерарх Русской Церкви священномученик Петр Крутицкий не вполне одобрял деятельность митрополита Сергия по тем вопросам церковной жизни (учреждение Временного Патриаршего Синода, увольнение с кафедр и запрещение в священнослужении иерархов, не согласных с церковной политикой заместителя местоблюстителя), по каким с этой деятельностью не соглашался и митрополит Кирилл.

 Доклад епископа Василия (Беляева) об одобрении Декларации 1927 года митрополитом Петром оказался недоразумением, о чем также сообщил из заключения митрополит Петр в декабрьском своем письме митрополиту Сергию.

 Таким образом, митрополит Петр, как местоблюститель патриаршего престола, не санкционировал своею властью нововведений митрополита Сергия, вынужденного – для сохранения с трудом достигнутого им статус-кво во взаимоотношениях с госвластью – «принимать решения, не обсуждая их предварительно с патриаршим местоблюстителем».

 В то же время, для митрополита Петра его заместитель по-прежнему представлялся близким человеком, что следует из того же цитированного выше письма от 26 февраля 1930 г.: «Пишу Вам откровенно, как самому близкому мне архипастырю, которому многим обязан и в прошлом и от святительской руки которого принял постриг и благодать священства». Митрополит Петр отказывался верить, что отсутствие реакции на его письма есть со стороны митрополита Сергия вынужденная политика выживания церковного центра, уклоняющегося от общения с заключенным первоиерархом.

 Однако вернемся к положению священномученика Кирилла.

 Условия его содержания в Бутырском изоляторе были довольно тяжелыми. Сказывались и болезни, приобретенные в ссылках и лагерях.

 Уже при аресте, в комендатуре у владыки были отобраны все вещи, в том числе и очки, так что митрополит вынужден был писать особое заявление на имя начальника изолятора: «Прошу 1) предоставить в мое пользование очки, отнятые у меня в комендатуре; 2) перевести отобранные там же деньги в мое распоряжение во вн. изолятор. К. Смирнов. 19/VII-1934». Из тюремного отдела начальнику СПО ГУГБ НКВД Молчанову поступает служебная записка за № 602450: «Препровождается заявление арестованного Смирнова К.И., числящегося за 3 СПО, с просьбой разрешить пользоваться очками – на распоряжение». И 23 июля начальник 3-го отделения СПО наконец-то разрешает заключенному митрополиту воспользоваться изъятыми у него очками и деньгами.

 Но, конечно же, возвращенных митрополиту Кириллу 14 рублей не хватило на сносное питание, столь необходимое для поддержания сил. Да и цены в ларьке были не низкими. И 4 августа владыка просит разрешения послать письмо в Гжатск для получения оттуда денег на покупку продуктов из ларька.

 29 июля уполномоченный 3-го отделения СПО ГУГБ НКВД Алексеев объявляет митрополиту Кириллу постановление об избрании меры пресечения и предъявлении обвинения: «Рассмотрев следственный материал по делу № 7, и приняв во внимание, что гр. Смирнов Константин Илларионович (митрополит Кирилл), 1863 г.р., урожденный г. Кронштадта, русский, гражданин СССР, достаточно изобличается в том, что, возвратившись по отбытию срока ссылки, приступил к воссозданию контрреволюционной организации «Истинно-Православная Церковь». С этой целью Смирнов установил связи с архиереями: Поздеевским, Сахаровым, Самойловичем, Дамаскиным и др. лицами, давая установки на образование подпольных групп церковников. Постановил: гр. Смирнова К.И. привлечь в качестве обвиняемого по ст.ст. 58/10-11 УК, мерой пресечения способов уклонений от следствия и суда избрать содержание под арестом». Под документом стоит подпись митрополита Кирилла в том, что постановление ему объявлено.

 11сентября заключенный архиепископ последний раз вызывается на допрос. Следователь требует от Казанского митрополита назвать автора брошюры «Беседа двух друзей», в которой, между прочим, к большому негодованию чекистов, утверждалось, что человек должен повиноваться Богу больше, чем людям. Владыка отвечал: «Кто является автором этой брошюры – я не знаю. Когда и кто передал мне указанную брошюру – не помню, но полагаю, что она получена мною во время пребывания в ссылке, возможно в 1929 г.».

 В тот же день 11 сентября митрополиту Кириллу было объявлено об окончании следствия. Но еще два с половиной месяца предстояло провести митрополиту Кириллу в Бутырском изоляторе в ожидании того дня, когда ему будет объявлено о приговоре.

 Особое Совещание при НКВД СССР 2 декабря 1934 г., рассмотрев «дело №7 о Смирнове Константине (Кирилле) Илларионовиче 1863 г. р., митрополите, без определенных занятий, неоднократно репрессировавшимся за к.-р. деятельность, ПОСТАНОВИЛ: Смирнова Константина (Кирилла) Илларионовича за к.-р. деятельность сослать в Казахстан, сроком на ТРИ года, считая с 14/7-34 г. Дело сдать в архив».

 Лидия Николаевна Фокина этим же Особым Совещанием была, приговорена к заключению в исправтрудлагерь сроком на три года считая срок также со дня ареста (с 14 июля 1934 г.).

 5 декабря того же 1934 года из учетно-статистического отдела ГУГБ коменданту Бутырского изолятора НКВД направляется служебная записка с указанием с первым же этапом отправить митрополита Кирилла в г. Алма-Ата Казахстанской АССР и там взять его на особый учет. Л.Н. Фокину предписывалось с первым же этапом направить в г. Мариинск для заключения в Сиблаг НКВД, где также взять ее на особый учет».

Источник:

Во имя правды и достоинства Церкви. Жизнеописания и труды священномученика Кирилла Казанского / Авт.-сост. А.В. Журавский. - М.: Изд. Сретенского монастыря, 2004 – 864 с.

Священномученик Кирилл (Смирнов Константин Илларионович), митрополит

 1863, 26 апреля - родился в г. Кронштадте С-Петербургской губ. в семье псаломщика.

 1887 - окончил СПбДА со степенью кандидата богословия.

 1887, 21 ноября - рукоположен во иерея ректором СПбДА епископом Выборгским Антонием (Вадковским).

 Определен на священническое место к Воскресенской церкви Общества трезвости в С-Петербурге.

 Законоучитель Елизаветпольской гимназии.

 1894 - законоучитель 2-й С-Петербургской гимназии.

 1900, 1 октября - настоятель Троицкой кладбищенской церкви в г. Кронштадте.

 1902, 10 мая – после смерти жены и ребенка пострижен в мантию с именем Кирилл (в честь равноап. Кирилла учителя Словенского).

 1902 - начальник Урмийской Духовной Миссии (в Персии) в сане архимандрита.

 1904, 6 августа - хиротонисан во епископа Гдовского, третьего викария С-Петербургской епархии (в С-Петербурге).

 1905, 31 октября - второй викарий С-Петербургской епархии.

 1908, 15 февраля - первый викарий С-Петербургской епархии.

 1909, 31 декабря - епископ Тамбовский и Шацкий.

 1913, 6 мая - возведен в сан архиепископа.

 1914, июль - по ходатайству и трудами архиепископа Кирилла совершилось прославление святителя Питирима, епископа Тамбовского.

 Член Предсоборного Совета.

 Член Священного Собора Русской Православной Церкви 1917 – 1918 гг., председатель Отдела преподавания Закона Божия; избран в заместители члена Священного Синода.

 1918, 1 апреля - назначен митрополитом Тифлисским и Бакинским, Экзархом Кавказским; к месту назначения прибыть не смог.

 1919, ноябрь (декабрь?) - арестован в Москве по обвинению в «контрреволюционнолй агитации путем рассылки воззваний и сношения с Колчаком и Деникиным» и заключен в тюрьму ВЧК в Москве.

 Освобожден через 2 месяца.

 1920, апрель - митрополит Казанский и Свияжский.

 1920, май - член Священного Синода при Патриархе Тихоне.

 1920, 9 июля - прибыл в г. Казань в день встречи Смоленской Седмиезерной иконы Божией Матери.

 1920, 19 августа - арестован в г. Казани по обвинению о том, что «выехал из Москвы в г. Казань без разрешения ВЧК».

 1920, 27 августа - осужден Президиумом ВЧК. Приговорен к заключению в лагере до конца гражданской войны.

 Заключение в лагере до конца гражданской войны заменено заключением в лагере на 5 лет.

 С 1920, 5 октября - в заключении в Таганской тюрьме в Москве в одной камере с епископами Феодором (Поздеевским) и Гурием (Степановым). В это же время в Таганской тюрьме были заключены митрополит Серафим (Чичагов), архиепископ Филарет (Никольский), епископ Анатолий (Грисюк), епископ Петр (Зверев), А.Д. Самарин.

 1920, 7 ноября - избран почетным членом КазДА.

 1921, 4 февраля - утвержден указом Патриарха Тихона в звании почетного члена КазДА.

 1921, конец года - досрочно освобожден по амнистии.

 1922, 18 (17?) января - возвратился в г. Казань.

 1922, апрель - арестован.

 1922, 15 августа - арестован. Находился в заключении в тюрьме г. Москвы.

 1923, январь-1927 - в ссылке в р-не г. Красноярска в Енисейской губ., затем в Усть-Сысольске (ныне г. Сыктывкар), вместе с епископом Афанасием (Сахаровым), епископом Василием и архимандритом Неофитом в с. Усть-Кулом в Зарянском крае (Коми (Зырян) АО), в г. Котельниче Вятской губ.

 1924, май-июль - возвратился из ссылки на короткое время; в Москве был у св. Патриарха Тихона и убеждал его отказаться от попытки примирения и сотрудничества с В. Красницким; назначен членом Священного Синода. Вскоре отправлен в ссылку.

 1925, 7 января - по завещательному распоряжению св. Патриарха Тихона назначен первым кандидатом на Местоблюстителя Патриаршего Престола.

 1925, апрель - находясь в ссылке, не смог воспринять должность Местоблюстителя Патриаршего Престола.

 1925, 5 декабря - по завещанию Местоблюстителя Патриаршего Престола митрополита Крутицкого Петра (Полянского) на случай своей кончины назначен первым кандидатом на Местоблюстителя Патриаршего Престола.

 1926, осень - по решению митр. Сергия с окружавшими его епископами поставлен одним из трех кандидатов на тайных выборах Патриарха.

 К 1926, ноябрь - под актом избрания митрополита Кирилла Патриархом были собраны подписи семидесяти двух епископов.

 1926, конец года - арестован в ссылке.

 1927, январь-апрель - в заключении в тюрьме г. Вятки.

 1927, 23 марта - осужден ОСО при Коллегии ОГПУ СССР (по ст. 58-10). Приговорен к 3 годам ссылки.

 1927, апрель - 1929, весна - в ссылке в с. Хантайка Туруханского р-на Красноярского окр.

 1929, май – декабрь - в ссылке в г. Енисейске.

 Находился в оппозиции Заместителю Патриаршего Местоблюстителя митр. Сергию (Страгородскому), в учреждении при нем Временного Патриаршего Священного Синода видел угрозу целости патриаршего строя и подмену его коллегиальным управлением, в админстративно-церковной деятельности митрополита Сергия (Страгородсткого) видел превышение полномочий, предоставленных ему званием Заместителя Патриаршего Местоблюстителя.

 1929, май – ноябрь - в переписке с митрополитом  Сергием (Страгородским) высказал свои суждения об объеме полномочий Заместителя Патриаршего Местоблюстителя.

 1930, 2 января - по постановлению Заместителя Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского) предан суду собора архиерей, уволен от управления Казанской епархией на покой с правом священнодействия с разрешения местных епархиальных архиереев (постановление вступало в силу с 15 февраля 1930 г. в случае, если митрополит Кирилл до этого срока не сделает заявления об отказе от общения с отделившимися от Заместителя Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского) и учрежденного при нем Временного Патриаршего Священного Синода).

 Митрополит Кирилл остался при своей позиции.

 С 1930, январь - в ссылке в Туруханском р-не Красноярского окр.

 1933, 19 августа - освобожден. Проживал в г. Гжатске Западной обл.

 1934, 14 июля - арестован в г. Гжатске по обвинению в «контрреволюционной деятельности». Переведен в Москву и заключен во внутренний изолятор особого назначения Бутырской тюрьмы в Москве.

 1934, 2 декабря - осужден ОСО при НКВД СССР. Приговорен к 3 годам ссылки. Находился в ссылке в пос. Яныкурган Яныкурганского р-на Южно-Казахстанской обл.

 1937, 7 июля - арестован в пос. Яныкурган Яныкурганского р-на Южно-Казахстанской обл. по обвинению в «участии в контрреволюционной подпольной организации церковников».

 Находился в заключении в тюрьме г. Чимкента.

 1937, 19 ноября - осужден тройкой при УНКВД КазССР по Южно-Казахстанской обл. Приговорен к расстрелу.

 1937, 20 ноября - расстрелян в Лисьем овраге под г. Чимкентом вместе с митрополитом Иосифом (Петровых).

 Место захоронения: Лисий овраг под г. Чимкентом.